На старом “мерседесе” по древней Европе часть 10
Остия
Для тех, кто отслеживает наше путешествие по карте, втыкая в нее флажки – признаюсь, я поторопился. Между Специей и Сорренто был еще Рим, точнее городок Остия на морском побережье.
Проехать мимо было невозможно. 40 лет прошло, а я помню это ощущение полета и восторга. Мы покинули Советский Союз унылым осенним ноябрьским утром 1975 года, через три недели оказались в солнечном Риме и сняли крохотную квартирку на окраине Остии, в так называемом «коммунистическом районе».
Я уехал из страны, не жалевшей денег на наглядную агитацию и пропаганду. Скажем, современному молодому человеку трудно объяснить по «бизнес-плану» - в чем практический смысл этой рекламы, огромного кумачевого транспаранта со словами «XXV съезд КПСС», установленном на специальных металлических мачтах с флагами, которые колыхались на ветру круглый год?
Это сооружение стояло возле нашего дома на питерском Проспекте Славы и невольно попало в кадр прощальной фотографии. Я - в усах и бакенбардах (профессиональное наследие «пОпса»), одет в переделанное отцовское кожаное пальто, доставшееся ему по американскому «Ленд-лизу» еще с войны. Несмотря на мороз, общее уныние и сплошной железобетон вокруг, на лице героя играет, я бы сказал, нагловатая улыбка героя детской сказки «Колобок» - «Я от дедушки ушел, я от бабушки ушел...».
Теперь представьте мое потрясение. Я простился с зимой и социализмом, приехал в теплую Остию, на берег моря, в процветающий капитализм. Утром просыпаюсь от шума. Идет какой то митинг, ораторы произносять страстные речи. Выглядываю в окно – а там все в красном кумаче, на транспарантах реют слова Partito Communista Italiana (Коммунистическая Партия Италии).
Надо здесь заметить, что наша улица, Umberto Cagni, (названная в чеcть итальянского полярного исследователя) была похожа скорее на захолустный Миргород 19-го века, нежели на итальяский курорт конца 20-го. Мостовая и тротуары не замощены, ни деревьев, ни газонов. Ветер гоняет мелкий мусор, пыль столбом.
Мне рассказали, что строительная фирма возводила жилой квартал. Добротные кирпичные дома с лоджиями и балконами, на лестницах мрамор. Здания были готовы, но последнюю стадию – озеленение и асфальт – завершить не удалось. Местная беднота (возможно, под руководством партии) взяла распределение жилья в свои пролетарские руки. Тихо и организованно люди ночью заняли все квартиры и к утру их было не выкурить никакими силами.
Власти, по итальянски, только руками развели, но и денег на благоустройство не дали. В этих пыльных кварталах прошли, быть может, самые счастливые полтора года моей жизни.
Заметим, что тема кожаного пальто воплотилась у героя и в новой, заграничной жизни, хотя на более высоком уровне. (На Галочке – приталенный бархатный плащ зеленого цвета, очень ей к лицу.)
Ах, Остия! Здесь начиналась моя заграничная жизнь. Здесь я купил свою первую машину, синий Фольксваген -“жучок”. Здесь, в прохладных рощах итальянских пиний, вынув из “жучка” сиденье, писал я учебник русского языка с картинками для римского центра Инъяза. Леса эти – древние, еще со времен Римской Империи. Дороги из огромных плоских валунов, памятник рабскому труду и отменной имперской организации, и сегодня – как новые.
Мимо этих лесов, мимо огромных костров, которые разжигали местные путаны, занимая чувственные позы на фоне бушующего пламени, по роскошной автостраде, вечерами ездил я, тайком от семьи, в римский район Трастевере, где был плохонький кинотеатр Pasquino. Там шли фильмы на английском языке. Кинопроектор был один, показывали, как в сельском клубе, по частям. За показ фильма – два интервала, билеты – по итальянскому рублю (1 mille lire, тогда примерно 1 доллар ). У стоянки машин, в старой стене было окошко, оттуда подавали тончайшую хрустящую пиццу (тоже за рубль)
Отсюда я ездил с другими эмигрантами на барахолку в Порто Портезе, так называемую “американо”, торговать вывезенным из СССР скарбом. Здесь стал помогать американскому пастору Джоэлю доносить евангельское слово скучающим соотечественникам. Здесь меня Джоэль и крестил. Здесь же меня случайно нашел Алексей Леонидов и соблазнил сдать экзамен на БиБиСи.
И вот, 40 лет спустя, я снова в Остии. Теперь уж приехал барином, не на “жучке”, пускающем синий дым, а на “мерседесе”, пусть даже и не новом. Разместились в отеле “Бельведер”, номер с балконом, видно море. С бьющимся сердцем пошел по знакомым местам.
Старый центр Остии не изменился, но за прошедшие четыре десятилетия все свободные пространства у моря заполнились ресторанами, барами, какими то павильончиками, раздевалками и строениями, назначение которых понять невозможно. Как говорил мой приятель – “караул, населяют!”
По набережной с шикарным названием Lungomare Paolo Toscanelli (астроном и картограф 14 века, периода Ренессанса) побрели пешком искать дом в “коммунистическом районе”. Via Umberto Cagni, 21. Я посчитал, что надо пройти 11 кварталов, но все как то сбилось и заветную улицу нашли не сразу.
Из-за ограды выглянул небритый мужчина в майке. “Простите, сказал я, - мы ищем номер 21”. “Нет тут никаких номеров, - ответил мне мужчина хриплым баритоном, - тут просто дома идут, один за другим”. Это был поистине гоголевский ответ.
Я понял, что за это время ничего не изменилось, что этот мужчина был в годы моей эмиграции уличным мальчишкой, с родителями самочинно въехал в новостройку-недостройку, в этом же квартале вырос и номера домов для него, поэтому, просто не существуют.
Возможно, мужчина прав, в новейшие времена дома в этих местах, за ненадобностью, нумеровать быть может перестали. Однако были другие времена, когда на всякое строение водружали элегантную табличку из белого караррского мрамора, и это строение и эту табличку мы в конце концов, нашли.
Вот эта табличка, вот эти два окна моей итальянской эмиграции.
Назавтра решено было ехать в Рим. У меня есть стих рекордной краткости.
“Рим - неповторим”.