 |
СЕ-НО:БЛОГ |
|
СЕ-НО:БЛОГ |
На старом «Мерседесе» по древней Европе (ч.13)
Пропавший штукатур
Невозможно быть в Италии и не воображать себя героем киноленты. …2015 год, набережная Остии, вот я за рулем «Мерседеса», наплыв, туман, мне на 40 лет меньше лет и я в 1975 году, веду тарахтящий синий жучек- «Фольксваген». Лицо у меня озабочено. Я ищу пропавшего соседа.
Зовут соседа Семен, Сема. По пятой графе в паспорте - еврей, по профессии - штукатур. Крепкий мужчина лет 50-ти. Жена, Галина Ивановна, русская, пионерка 30-х, комсомолка 40-х, женщина добрая, чувствительная, очень напуганная жизнью. Подозреваю, что за рубеж поехала только из-за мужа.
"Еврейский штукатурщик", картина 1920 годов
Галина Ивановна пришла к нам вечером, вся в тревоге. Сема уехал с какими то итальянцами в черных кожаных куртках и вот, не вернулся. Мы утешили ее, как могли, сказали, что назавтра все будет хорошо.
Назавтра стало только хуже. Галина Ивановна весь вечер обильно плакала, утирая слезы скомканным платочком, причитая «где же ты, Семочка!». На третий пришла с утра. Мы устроили на кухне военный совет, составили план действий.
Я, как человек на колесах, владеющий к тому же тремя сотнями итальянских слов, взял на себя полицию и больницы. Итальянская полиция бывает двух видов, Polizia Stradale – Дорожная полиция, вроде ГИБДД, она ездит на небесно-голубых машинах и мотоциклах, в основном БМВ, и не вооружена. Пропавших людей она не ищет.
Другая полиция – Carabinieri, жандармерия, ездит на мощных темно-синих Alfa Romeo, имеет на вооружении пистолеты Beretta 92, автоматы Beretta AR 70/90, ручные пулеметы FN Minimi. Конечно, в годы моей юности советские милиционеры тоже ходили с кобурой, но в ней обычно лежали бутерброды. А тут – такой арсенал.
Итальянские карабинери на параде
«Видимо, все это неспроста», - подумал я, приехав в местный участок. Из дверей участка выбегали красавцы-мужчины с белыми кожаными лентами через плечо, быстро садились в машины с надписью Carabinieri, и с ревом исчезали, оставляя за собой запах паленой резины.
Дежурный офицер терпеливо выслушал мою сбивчивую речь, но заполнять протокол не стал. “Подождем еще неделю, - сказал он, быть может, ваш друг в гостях у какой нибудь дамы”. Эту теорию следствия я, понятно, не мог передать Галине Ивановне, и без того убитой горем.
На следующий день решил пойти по больницам, уехал пораньше, меня преследовала эта трагическая фигура немолодой женщины, вдруг оставшейся одинокой в незнакомой стране.
В Риме, в каком то баре, достал телефонный справочник, в разделе “госпитали” насчитал более сотни названий. Удалось объехать только четыре больницы с отделом скорой помощи Salvator Mundi Internationalе, Concordia, S. Giovanni Addolorata и Santo Spirito.
Семы не было нигде.
Я вернулся домой в Остию поздно вечером. Галина Ивановна уже не плакала, а сидела неподвижно, глядя в одну точку пустыми глазами. Я попросил у нее фотографию Семена и назавтра поехал в центр изучения иностранных языков, для которого я писал русский учебник с картинками. Там был цветной факс, вещь для 1976 года весьма редкая. Начальство выслушало мой рассказ и разрешило напечатать 50 листовок.
Эти листовки с изображением пропавшего без вести и описанием его личности я потом расклеивал по окрестным поселкам и городкам.
Тем временем Галина Ивановна, наслушавшись рассказов о зверствах итальянской мафии, уже смирилась со своей судьбой и мысленно похоронила мужа. Где он погиб, и как? Почему его убили? Где он похоронен? Следующие дня два прошли в беспрерывном обсуждении.
По вечерам в Остии, на местной почте, во дворе которой была круглая площадка с фонтаном посередине, собиралась эмигрантская толпа. Здесь сдавали и снимали квартиры, обменивались новостями, подыскивали нужного специалиста, скажем, автомеханика или штукатура. Я не исключал, что и Семен здесь мог искать себе работу, поэтому ходил и расспрашивал, искал ниточки, концы.
Штукатур – это, быть может, самая международная профессия, она наглядной легкостью преодолевает самые сложные языковые и культурные барьеры. Какой бы передовой ни была техника строительства, последние штрихи обязательно наводит мастер штукатурки.
Работа тяжелая, грязная, требующая навыка и физической силы. Синьоры, желающие есть? То-то.
Вот и взяли Семена какие то неизвестные, за бесценок. Убить, быть может, не убили, но посадили под замок, заставили работать за кормежку. Сидит Семен в каком-нибудь мафиозном подвале и не выйдет оттуда никогда. Продадут его в рабство в Калабрию или на Сицилию. Ищи-свищи. Страшная судьба, хуже смерти.
Все эти страхи с уверенностью мне рассказывали на почте у фонтана бывшие жители Конотопа, Черновиц и Бобруйска. Сами они итальянской мафии конечно не видели, но знают точно. «Твоему Семе – крышка, без вариантов - говорили они мне, - а жена? Ну что, жена?» И пожимали плечами.
Мы старались не оставлять бедную Галину Ивановну наедине со своими мыслями, утешали, говоря, что без пособия за пропавшего мужа она не останется, что в Америке много русских, что она еще совсем не старая женщина, что жизнь продолжается и так далее.
День за днем мы вели такие беседы, от них Галина Ивановне как то светлела лицом. Действительно, а что ей оставалось делать?
Помню, было воскресенье, солнце. Галина Ивановне ворвалась в нашу квартиру. Руки и ноги у нее непроизвольно дергались, как у младенца. Лицо перекосила гримаса, губы тряслись. Срывающимся трагическим голосом, обращаясь ко мне, она прокричала «Сема! Сема! СЕВА ВЕРНУЛСЯ!!!»
Вслед за нею, слегка смущаясь, вошел и сам Сема. Изо всех сил стараясь быть сдержанным, я рассказал ему, что мы пережили за эти дни.
Штукатур был скуп на слова, как настоящий мужчина. «Та! – сказал он неопределенно, - я ж работал!»
Я молча протянул ему несколько оставшихся листовок с его портретом, над которым крупными буквами было написано
RICERCATO ! (РАЗЫСКИВАЕТСЯ)
Так, небольшой сувенир для семейного архива, память об Италии.
А 20 лет спустя появились мобильные телефоны.
