 |
ПРЕССА |
|
ПРЕССА |
Г.Беляев, "Территория культуры" N1, сентябрь
В июле легендарный и прославленный ди-джей Русской Службы БиБиСи Сева Новгородцев скромно отметил свое 64-летие. Цифра, вроде, не круглая, но поводом к интервью для нашего издания послужила известная песня Beatles в исполнении Пола Маккартни "When I'm Sixty Four". Да, да, господа, в это трудно поверить, но на второй день после Ринго Старра наш герой отметил данную сакраментальную цифру. По английским параметрам – возраст предпенсионный, однако Всеволод Борисович на покой и не думает собираться...
- Все зависит от того, какую цель себе поставишь. Известно, что люди–вегетарианцы, вроде Бернарда Шоу жили и работали до девяноста с чем-то лет. И меня Господь благословил значительными долгами, поэтому у меня программа – минимум ещё на семь лет активной деятельности, а там посмотрим. Мы живем здесь по законам дикого стада, где ни в коем случае нельзя показывать, что ты болен, иначе волки сразу задерут. Известно из биологии, что когда животное, живущее в диких условиях, после смерти вскрывают, то оказывается, что он был болен уже давно, весь червями изъязвлен, но держится до последнего. Вот так и мы.
Ну, а Маккартни еще пожалеет о написанной песне неоднократно, ибо через два года, когда ему исполнится 64, все ему в глаза-то будут тыкать его молодёжной недосмысленностью. Просто следишь за собой, видно – сдаёшь ты или нет. В принципе пока ничто нигде не болит, всё сгибается.
Я вот пошёл тут к остеопату, у меня собирается весь этот стресс от работы где-то в районе выше лопаток, и поскольку мышцы заколачиваются – как кирпичи становятся – кровоснабжение головы ухудшается и начинаешь хуже видеть. Я раз в год приблизительно хожу на профилактику. Остеопат – это такой человек по костям и суставам, такой же специальный доктор (не костоправ народный!), который сразу же расписывает на латыни, какие у тебя позвонки надо высвободить, и в течение где-то сорока минут делает всякие массажи и потом всё ставит на место. Ты уходишь, и всё у тебя работает. Прежде, чем она начинает что-то делать, она просит тебя согнуться. И когда я согнулся, она была чрезвычайно удивлена гибкостью стана вашего знакомого. И недавно, когда я стал звонить ей по поводу повторного визита, она говорит: "А, помню, человек, у которого sacrilium очень гибкий!"
- Всеволод Борисович, как Вы представляете себе аудиторию газеты «Территория культуры»?
- Это издание, надеюсь, несёт знамя, так сказать, чистого искусства. Происходит то, что мы в своей передаче предрекали уже много лет назад, а именно – волны жидкой музыкальной культуры постепенно каменеют и выпадают в виде геологического осадка. Уже в такой осадок давным-давно выпала опера или, скажем, симфоническая музыка, и теперь уже пришла очередь рока. Конечно, не всё полностью окаменеет, но процентов далеко за девяносто. И вот теперь это будет классический жанр, в который будут приходить молодые пытливые люди, коих не устраивает, скажем, обыкновенная популярная музыка. То есть, люди продвинутые, с более широким горизонтом, люди, которые будут формировать мнение других. А рокеры со стажем, думаю, как в пословице: и «борозды не испортят», и новые нарежут. И десять тысяч тираж – вполне солидно, если ещё газета и пойдёт успешно – то ветер вам попутный в парус, а я не прочь стать читателем.
- 27 лет находясь в одной из музыкальных столиц мира, Вы волей-неволей отслеживаете музыкальный процесс. В своё время в программе "Рок-посевы" рассказывалось о LED ZEPPELIN, DEEP PURPLE, PINK FLOYD, о том, что стало классикой рока. Какова повседневность развития рока, идет ли он вперёд или топчется на месте. Или – шаг вперёд, два шага назад?
- PINK FLOYD и вся эта публика, о которой Вы говорили, они в принципе были образованными людьми. В PINK FLOYD, как Вы знаете, почти у всех художественное образование, они из хороших семей, из хорошего города – они там где-то в районе Оксфорда/Кембриджа жили – то есть люди достаточно рафинированные. Из-за этого они смогли двинуть жанр так далеко, потому что у них горизонты были большие. Но на смену этому интеллигентному року, который закончился в конце 70-х, пришёл панк – гневная, совершенно необразованная публика, которая любила всё это ниспровергать и придумала свою эстетику. И после панка уже пошла эта публика в широких штанах, это уже поколение NIRVANA и всякие там драные одежды, плохо подходящие друг к другу... После этого наступил период возврата к каким-то интеллектуальным, что ли ценностям, люди из колледжей, уже умные и чувствительные, взялись за это и стали петь красивыми голосами – PORTISHEAD там, COLDPLAY – целая плеяда этих музыкантов. И в принципе на этом уровне сейчас всё так и остаётся, эти умные группы продолжают пользоваться популярностью.
- В июне у нас в спорткомплексе «Олимпийский» состоялся очередной “Максидром” – грандиозное мероприятие, когда все билеты раскуплены, тинейджеры приходят за несколько часов до начала, где их ждёт пиво Tuborg за 100 рублей (впрочем, оно кончилось до начала представления) и чай не дешевле доллара за чашку… Ещё в два часа пополудни у входа я приметил группу девушек, у которых руки были исписаны по-английски признаниями в любви к группе PLACEBO. К ним подскочили ребята с какого-то британского телеканала, всё это сняли подробненько.
- Вы понимаете, эти девушки самой природой заряжены на поиск своего идеального партнёра. Я только к зрелым годам жизни начинаю понимать женскую психологию, её глубинные слои, и то, может быть, поверхностно. Но женщина в принципе запрограммирована на продолжение рода, у неё идет естественный отбор, в душе. И когда она любит группу, то находит в ней свойства, желаемые для неё самой. И процесс этот продолжается постоянно. Поэтому человек, выходящий на сцену, должен ощущать ответственность за свою роль и за то,что он делает.
Тут без конца нарождаются новые волны. Я тут давеча встретился с тремя активистами сайта seva.ru, то есть людьми, с которыми я общаюсь многие годы – сначала через передачу, а теперь просто по дружбе – они уже в достаточно зрелом возрасте, будучи профессионалами в других областях, едут на фестиваль в Гластонберри – валяться на сырой земле в палатке трое суток, и предвосхищают этот опыт с горящими глазами. Они говорят – дело даже не в музыке, они едут на фестиваль, где будут 130 тысяч единомышленников! Людей, которые мыслят и ощущают жизнь так же, как они сами. Вот эта область – её нужно всегда помнить и не забывать, потому что в принципе мы все кучкуемся по интересам и по психологическому профилю. Есть люди, с которыми, как бы я ни старался, мне интересную беседу для обоих не создать. А есть люди, с которыми это просто - начинаешь разговаривать и чувствуешь – вот оно, родное. Вот это и есть рок-н-ролл.
- А вообще тянет на подобные фестивали?
- Меня тянет только к музыкантам, потому что я музыку с этой стороны, из-за кулис понимаю. И если я встречаюсь с музыкантами, особенно моего поколения, их юмор, их мудрость, их умение понимать толчки и тычки от жизни, потому что они в пассивном режиме вечно куда-то едут, кого-то развлекают – вот это мне понятно и близко.
- Как из Лондона видится процесс в сегодняшней рок-музыке, в какой он стадии, что поётся-слушается?
- Чёрт его знает, что слушается-поётся. Однозначно нельзя сказать, потому что здесь всего очень много. В Англии одна проблема – всего столько, что во всём не разобраться, и народ как по своим муравейникам сидит. Вот в одном муравейнике ты знаешь всех, а в соседний вошёл – тебя ни по запаху, ни по каким другим признакам не примут. Поэтому все кучкуются по своим клубам, за своими группами ездят. Если уж нашёл своё, то за него и держишься. А никаких правил никто не предписывает в Англии, поскольку Англия сама страна стилеобразующая и правил никаких не понимает. Здесь никто вам не скажет что надо или не надо слушать, или что модно или нет. Здесь другие категории, поэтому Англия даёт новые идеи миру, в ней нет провинциализма, в ней нет никаких предписаний. Здесь огромное количество клубов и если вы откроете любую газетку типа ’’Афиши” – что происходит в Лондоне – вы увидите много групп третьего и второго эшелона, из тех, которые “подходят”, и может быть из них что-нибудь когда-нибудь получится, а может, и нет. Средний срок жизни группы в пределах двух лет. Если после этого она не начинает выходить на более высокий уровень, то в принципе все колледжи и все клубы она к этому времени уже обошла, и нет смысла продолжать ей дальше деятельность. Публика сама выбирает того героя, за которым она хочет следовать. И здесь, конечно, ни голос, ни образование и вообще никакие качества не имеют совершенно никакого значения, потому что идут тонкие процессы: совпадение времени, артиста, публики, задач и так далее. Всего этого вычислить невозможно, процесс полностью непредсказуемый и стихийный, потому-то и интересный.
Мне по работе, а не удовольствия ради приходится слушать. Вот на лондонском Первом Русском Радио есть большая музыкальная библиотека и я должен кое-что отслеживать, чтобы выдавать в своём участке работы, поэтому музыку российскую слушаю всё время.
- А как Вы воспринимаете рок-процесс, который идёт в России, какие-то пластинки доходят, люди приезжают, диски присылают?
- Солидные, что называется, команды я с удовольствием приглашаю в передачу «СеваОборот», где у них есть возможность в прямом эфире дать концерт живьём эдак минут на пятьдесят из нашей большой студии, когда звукоинженеры и режиссёр качественно настраивают звучание. «Запись по трансляции» делается в цифре, и после передачи мы вручаем гостям носитель. Несите его при желании и дальше. ЧАЙФ, Б.Г. и другие музыканты таким образом из Лондона долетали до своей российской публики. Я лично знаком, скажем, с человеком из СЕГОДНЯ НОЧЬЮ, сочиняющим там все песни, Николаем Елисеевым, знаком с МУМИЙ ТРОЛЛЕМ (ну, это рока-попс, не совсем рок), и если что-то появляется, мне, естественно, по линии Первого Русского Радио приходит, так что слежу за музыкой в Отечестве.
Что касается западной музыки, то мне пластинки слушать некогда. У меня тут столько стресса, что я спасаюсь от него сам – либо игрой на флейте, либо на гитаре щиплю струны: пою от битлов до романсов Вадима Козина, всё, что угодно. И потом мне надо заниматься самому голосом, потому что Господь баритон не дал мне и, естественно, мне надо голос поддерживать. Я и хожу, пою – на всех платформах железнодорожных, идя по лестницам. И если выдается свободная минута, я сразу своё бельканто включаю: вот такая дурацкая привычка – люблю звуки издавать.
- А на каком языке?
- И на английском и на русском, в основном семье пою, а семья пусть терпит, потому что я когда с супругой своей завязался, то первые три месяца наших отношений мы жили в разных странах и разных городах. Я, томимый неожиданно нахлынувшим на меня чувством, пел какие-то песни Фрэнка Синатры вместе с компакт-диском. Потом ей и говорю – я из-за тебя начал петь, потому терпи! Сейчас уже достиг, пять лет спустя, такого уровня, когда слушать ей уже не противно.
- Может, одна из песен - “My Way”?
- Ни в коем случае, я пою Синатру только до 1942 года.
- Всем известно, что Ваш музыкальный путь был связан с саксофоном. Тогда, в те времена, качественный инструмент было непросто раздобыть, и всё это стоило безумно дорого. А по приезде в Англию довелось поиграть?
- Я выехал с тем саксофоном, который был у меня в России на гастролях. У меня был вполне приличный французский Selmer, и я столько в него вложил – усилий, времени, денег, что выезжая, заплатил за него пошлину. Тогда, в 75 году это было около тысячи рублей, то есть полугодовая зарплата среднего служащего. Вывез его и играл здесь потом с 79 по 81 год с негритянской группой, которая иcполняла музыку рэггей, а я у них выступал в роли пластиночного продюсера и с ними где-то с полгода ездил на всякие выступления по колледжам. Был такой период.
- А инструмент-то где сейчас? Может, в шкафчике, на почётном месте за хрустальным стеклом?
- Инструмент божьей волею украли. У меня он лежал в кладовке, где были свалены всякие вещи, и влез какой-то человек, всё перерыл, ничего не тронул, а саксофон спёр.
- Ритм жизни не позволяет пешком разгуливать. Широкой публике, например, стало известно из книжки, что по Лондону Вы на мотоцикле рассекаете. Можно рассказать о железном друге-коне?
- Друг сейчас стоит побитый: у меня 25 июля прошлого года была авария. На небольшой скорости я проезжал мимо машины, которая, не показывая, что она собирается поворачивать – гражданка Нигерии сидела за рулём – вдруг повернула. И мне некуда было ехать, пришлось падать. Мотоцикл побился, его надо чинить, на ноге были всякие травмы, поехали в больницу, там на костылях я походил, но ничего не было переломано – так, одни там шрамы, какие-то вспухлости и прочее. Семья после этого против моей езды на мотоцикле, я отъездил больше двух с половиной лет по Лондону, но, понимаете, мотоцикл – это благородная идея, её не нужно превращать в какую-то езду на службу только потому, что ты опаздываешь и у тебя нет лишних десяти минут. Вот это, мне кажется, ангелы-хранители дали мне понять, сшибив меня с мотоцикла, чтоб было больно, но не очень обидно.
- Доводилось мне в Лондоне бывать и по собственному опыту знаю, что не дай Бог идти не на зелёный свет, ибо курьеры-самокатчики на японских мощных мотомашинах могут как из-под земли вырасти и гоняют даже по Стрэнду, в центре – страшное дело, нужно держать ухо востро. Езда на мото в таком городе как Лондон, – острые ощущения?
- Вообще здесь очень сильная подготовка. Мне мой преподаватель по мотоциклу сказал: если со мной случается авария, я знаю – я виноват. Неважно - пусть тот человек проехал на красный свет, пусть ты тысячу раз прав, ты должен видеть ситуацию и просчитывать её гораздо быстрее и дальше, чем водитель обыкновенной машины. Потому что ты – на мотоцикле. И вот стресс этот от нервного напряжения, когда ты должен всё время ждать как тушканчик, что тебя вот-вот съедят, он в конце концов немного и достаёт.
Потом у мотоцикла есть такая особенность – в жару на нём жарко, в холод холодно. Потому что в жару ты едешь в каких-то кожаных штанах и в сапожищах и в каске, а в холод - в том же самом, и холодно, потому что на тебя ветер всё время дует. И потом – необходимость всё время переодеваться, ты какой-то изгой: в кафе не зайти, с женой не встретиться, и даже приятеля если встретишь… Короче, у меня пока, временно, нет желания садиться на мотоцикл.
- А спортивный дизельный Nissan, с редким номером, в котором присутствуют три пятёрки, и славно послуживший своему хозяину, сейчас на ходу?
- Нет, он уже проржавел. Я тут как-то затусовался, и времени заняться им не было, но могу поведать тонкости английского законодательства. Можно номер с одной машины перенести на другую при одном условии: она прошла техосмотр и полностью в хорошем состоянии. Машина малость поломалась - техосмотр ей не пройти, и я хотел номер перенести, но мне его не дали. Короче, ни машины, ни номера нет. Машины не жалко, а номер – да. Сейчас у нас Mercedes такой старенький, трёхлитровый. Хорошая машина, ездит как диван, купили её в основном для семьи, чтобы все набились и ехали в комфорте. Я на нём езжу на работу по одной простой причине – у Первого Русского Радио, где начинается мой рабочий день, есть своя стоянка и она находится как раз на границе зоны, в которой начинают взимать 5 фунтов за въезд в центр Лондона, поэтому я этих пяти фунтов не вношу, ставлю там машину на целый день, вечером с БиБиСи возвращаюсь и еду домой.
- Всеволод Борисович, Вы всего семь лет проработали в штате Британской Вещательной Корпорации, и, когда рутинная работа наскучила, пошли побочные проекты – консультирование, затем съёмки в кино и так далее. А сейчас находится новое приложение неуёмных сил?
- Ну, две радиостанции каждый день, а по воскресеньям я теперь буду сниматься. Тут есть телевизионный проект, открылся «Русский час» - такая передача часовая о жизни за границей, и, время от времени, будет делаться этот русский час про Англию, у нас там целый список тем. Сейчас вот мы занимаемся мистической Англией: поедем на следующие выходные на Стоунхендж и прочие дела с кругами на полях, в общем – масса интересного.
- Так, так, а что за телестанция, что за канал?
- Он пока идёт по спутнику из Люксембурга и на канале Sky показывается в Англии, но мы надеемся, что он на ТВЦ выйдет и в России в ближайшее время. Я вас извещу. Здесь никаких олигархических денег нет, это проект совершенно самодеятельный, в котором до сих пор не хватает средств, но некто Александр Коробко, мой знакомый, пробивной такой товарищ, телевизионщик, он уже бьётся, так сказать, лбом в стену и уже дырку достаточную пробил. Так что проект этот не умрёт, а будет только развиваться.
- Ну, опыт-то телевизионный у Вас есть, телезрители со стажем должны помнить сюжеты из Лондона, которые Вы с оператором Дмитрием Бритиковым готовили для воскресной программы «Вести в 11» на канале РТР. К тому же, подлинную известность принесла популярная программа «Стань звездой».
- Ну да, некоторый опыт есть, я, в общем посчитал - где-то около сорока раз на ТВ появлялся, плюс ещё были всякие проекты. И, если снимают тебя с сочувствием, то есть знают, как тебя лучше показать, то пока ещё можно на экране появляться. Некоторый запас времени есть.
- Если вернуться к заголовку статьи и возрасту, который уже преодолел Ринго Старр, а Джону Леннону предстояло бы в октябре, будь он жив, то как Вы себя морально сейчас чувствуете?
- Меня многие годы угнетали долги, отчасти заработанные в журнале. Все эти долги добавляют отрицательных эмоций, которые, как мы сейчас знаем из современной науки, превращаются в некие химикаты, угнетающие человека и добавляющие ему болезней. С другой стороны, всякое положительное финансовое сальдо, помогающее эти долги отдавать, вызывает появление других химикатов, от которых жить становится веселее. Благодаря вот этой ежедневной программе, Господь её благослови, мой платёжный баланс впервые за много лет из красного перешёл в чёрный цвет, то есть я отдаю долги, и мне, по этому поводу, очень весело. И мой девиз – в гроб без долгов.
- Девиз такой позволяет смотреть в будущее с воодушевлением, но вот лето заканчивается дивными тёплыми деньками, и девушек вокруг полно необыкновенно хорошеньких, и одежды их лёгкие и порой даже вызывающие.
- Вы меня совершенно не провоцируете. Я, может быть, за много лет своей жизни покой душевный обрёл во всех смыслах, потому советую одно только – глазами, конечно, зыркайте, но когда найдёте избранницу – моногамность, моногамность и моногамность, потому что от этой гульбы одни неприятности.
- То есть Вы теперь нашли гармонию и потому пропагандируете тот лозунг, который прозвучал выше.
- Да нет, батенька, я же был музыкантом, погулял своё и скажу, исходя из прошлого опыта, что все эти временные романы, а не дай Бог, когда один нахлёстывается на другой, ничего, кроме страшного стресса, угнетения и прочих неприятностей, да ещё потом разбитых всяких сердец и обломанных жизней, не дают. С этим надо быть осторожным, если, конечно, страсть позволяет…
Георгий БЕЛЯЕВ
