СЕВАОБОРОТ

Слушайте эту передачу:

 mp3

5 июня 2004: Иркутский поэтический фестиваль

Гость: Равиль Бухараев, поэт, историк, сотрудник Русской службы Би-би-си

Сева: Добрый вечер! Завтра день рождения Пушкина. Хотя Леонид Владимирович отмечает всегда по старому стилю. Когда это было?

Леонид Владимиров: Уже отметили 25 мая.

Сева: И в этот день ни о чем, кроме поэзии, говорить не можем, но поэзия - дело индивидуальное, тонкое, и так уж совпало, что наш коллега Равиль Бухараев весной ездил в конец Земли на восток...

Равиль Бухараев: Да, это примерно середина земли - город Иркутск, озеро Байкал, где состоялся Четвертый международный фестиваль поэзии. Вообще, удивительно, что в наши времена такой фестиваль может интересовать кого-то и может быть проведен.

Сева: Мы не чокнулись, давайте, но Равиль чокается бокалом с водой. Может он объяснит, почему он такое неуважение к классику поэзии проявляет?

Р.Б.: Я по национальности - татарин, по вероисповеданию - мусульманин, поэтому мне не положено пить, хотя это я никому не навязываю. То, что происходило на фестивале - это просто удивительная вещь. Там собрались поэты с большой буквы, что чрезвычайно редко в наши времена. Удивительно и то, что они слетелись со всех концов света: из Франции, Германии, Чехии, но все эти люди, увидев друг друга, вдруг поняли, что давно этой встречи ждали, во-вторых, не было ни малейшего тщеславия, что для поэтического фестиваля - вещь невероятная. Гораздо важнее слушать другого, чем говорить.

Сева: Я недавно смотрел исторический телевизионный фильм, по сюжету которого поэты собираются среди ужасной грязи, чумы, развала, торговок, собираются в изящное общество, и когда у кого-то из них получается изящная идиома или выражение, то они просто млеют от восторга. У вас что-то подобное происходит, когда человек выходит, и словеса так сложились, что просто млеешь?

Р.Б.: Это случается чрезвычайно редко. Гораздо чаще поэты не слушают друг друга...

Сева: Поэт ревнует другого к...

Р.Б.: Да, это странно и смешно, потому что в поэзии никто чужого места занять не может...

Сева: Ну, еще несколько слов, нарисуйте нам картинку происходившего в Иркутске. Вы ведь летели не в ближний свет...

Р.Б.: Иркутск нельзя назвать далекой провинцией. Потому что оттуда открывались в свое время ворота в Аляску, ворота в Америку, Китай до сих пор это осталось так. До сих пор там идет серьезный бизнес с Китаем, Байкал просто под боком находится. Да, путь неблизкий, сложный, нужно лететь через Москву самолетом четыре часа...

Л.В.: Теперь всего четыре часа?

Р.Б.: Ну, меня поправит мой коллега, которого мы услышим по телефону позже. Кроме того, мы ездили в Ангарск, Саянск, на самом Байкале. Ребята потом еще поехали в Братск.

Сева: В этих промышленно-энергетических местах, где суровые мужчины работают в неважных климатических условиях, под ветром и дождем, отношение к поэзии осталось таким же, как в советские времена, когда это считалось некой культурной нагрузкой, с которой нужно было мириться?

Р.Б.: Нет, в советские времена было такое бюро пропаганды, и мы ездили, выступали с лекциями, зарабатывали себе на хлеб. К сожалению, все это прекратилось. Собрать аудиторию теперь в России не так уж и просто. В Сибири люди приходили, были полные залы, люди сидели и слушали, посылали записки, и было видно, что ты читаешь не в пустоту...

Сева: У нас и музыка на сегодня заготовлена. Что у нас сначала?

Р.Б.: Первой прозвучит песня на слова Анатолия Кобенкова и поет ее Михаил Коноплев.

+ Михаил Коноплев: Про шкипера

Сева: Анатолий сейчас у нас на прямой телефонной линии прямо из Иркутска. Анатолий, как нас слышно?

Анатолий Кобенков: Замечательно.

Сева: Вот это чудеса техники! Вы, Анатолий, организатор этого фестиваля...

А.К.: Так вышло... Вы знаете, Иркутск и вся Сибирь любит стихи по-прежнему, любит встречаться с хорошими поэтами, поэтому четыре года назад мы сделали первый фестиваль, на котором было аж 32 гостя из разных стран. Были Евтушенко, Кушнер... Я сижу в комнате, в которой звучали стихи и я надеюсь, что они сейчас продолжат звучать. Наш фестиваль продолжается уже второй месяц. Равиль немного ошибся, потому что лететь до нас около шести часов, море Лаптевых - это часа три лета на север. Братск - сутки поездом или час самолетом. Был Саянск, Братск с замечательной библиотекой Виктора Сербского, самое большое собрание поэзии 20 века. Он поэт и библиофил, а по профессии - инженер. Родился он в спецраспределителе тюрьмы. Он полный сирота, но сумел построить семью, а также дом поэзии. Здесь есть, кому слышать стихи и понимать. Уже сегодня у меня спрашивают, что будет на следующем фестивале поэзии в Иркутске.

Сева: Это вас действительно греет, и дает энергию для дальнейших свершений, потому что организатору шишки неизбежно достаются...

А.К.: Но когда все проходит, то помнишь только хорошее, прекрасное. Я должен воспользоваться случаем, чтобы сказать, что у нас замечательный губернатор, мэр, которые нам помогают с самого первого дня. У нас есть также меценаты, промышленники, банкиры, которые ездят за нами из города в город вместе со своими женами детьми и считают, что поэзия сможет помочь сделать детей настоящими людьми.

Сева: Уже помогла, раз вы достучались до Лондона! Ну что же, что у нас на очереди?

Р.Б.: На очереди у нас стихи одного из участников фестиваля Александра Родошкевича, замечательного поэта. Оно называется "". Оно начинается с имен участников. Я его имя тоже сюда вставлю.

+ "Когда Байкал"

Сева: Анатолий, а у вас ничего для нас нет?

А.К.: Ну, я не успел написать ничего нового. Только могу прочитать старенькое.

+ "Я к вам приеду"

Сева: Анатолий, организационный вопрос. Вы не можете катать одних и тех же поэтов из года в год. Вам нужны все новые имена и новые кадры. Российских поэтов за границей не бессчетное количество, то есть вам приходится вести разведывательную работу?

А.К.: Я живу этим, поэтому, когда мы задумали фестиваль, посвященный русским поэтам и, естественно, пригласили Равиля в первую очередь, потому что мы с ним тридцать лет вместе. Когда-то мы были на совещании молодых писателей СССР, но потом судьба нас разбросала в разные стороны, но мы не терялись, есть журналы, книгоиздательство. Я знаком со многими поэтами...

Сева: Анатолий, результаты вышей деятельности... Каким образом вы весь материал публикуете? Потому что грех собирать со всех концов Земли людей, для того чтобы сыграть, спеть или прочитать все это паре или трем тысячам человек. Вы публикуете это или издаете отдельными пластинками? Есть ли у вас штамп копирайта Иркутского поэтического фестиваля? Есть ли у вас рыночное отношение к тонкому делу?

А.К.: Когда вы говорите про брошюру, вы меня обижаете... К каждому фестивалю выходит альманах на трехстах страницах, где представлены поэты Сибири. И в первую очередь, героев очередного фестиваля. Альманах называется "Иркутское время". На первом фестивале был просто сборник стихов, а теперь три томика, и лет через сто можно оглянуться и понять, чем жила душа не только России, но и мира, русская душа, которая разговаривала на языке Пушкина.

Сева: Я пытаюсь вас подтолкнуть к новым технологиям, чтобы люди завтрашнего дня смогли воспользоваться результатами ваших трудов. Скажем, отснять фестиваль на видео, отредактировать и потом дать людям посмотреть. Нам сегодня принесли книжку с рисунками Пушкина и как было интересно посмотреть его зарисовки Николая Первого! Пожелаем вам успехов, Анатолий. Кого мы представляем следующим?

Р.Б.: У нас есть на выбор Володя Берязьев в Новосибирске и Андрюша Грицман в Нью-Йорке.

Сева: Давайте качнемся по принципу маятника на Запад и сравним хотя бы качество сигнала. Иркутск мы слышали, а теперь на линии Нью-Йорк, Андрей Грицман. Как вы нас слышите?

Андрей Грицман: Здравствуйте, слышу вас хорошо.

Сева: Вы ведь с Равилем сегодня на что-то договаривались? На что, что он вам обещал, что вы будете в эфире стихи читать?

А.Г.: Да, было.

Сева: Вы ездили на Иркутский фестиваль?

А.Г.: Да, но я не знал, на что я иду. Это было просто изумительно, в основном из-за людей, с которыми мне удалось встретиться... А тут вот пожили вместе, каждый день друг друга слушали и это было интересно. Действительно, я согласен с Равилем, было удивительно, сколько человек собирается и интересуется. Там были мастер-классы, организованные одним из наших коллег, для молодых ребят, которые тоже пишут стихи.

Сева: Андрей, а острота ваших ощущений? Вы же живете в языковой эмиграции, не говоря уже о культурной или географической, и вокруг вас поэтическая среда не бурлит...

А.Г.: Вы знаете, это не совсем так. Я ведь живу в Нью-Йорке, а не в изолированном университетском городке. У нас есть свой круг, мы собираемся довольно часто. Есть довольно большое общение с людьми в России. Я занимаюсь также американской поэзией и довольно много общаюсь с американскими поэтами. Мне понравилась компания, которую собрал Кобенков в Иркутске. Во-вторых, люди просто замечательные в плане восприятия стихов и интереса к ним.

Сева: Андрей, помогай вам Бог! Всего вам самого лучшего! А теперь очередная песня.

+ "Вальс-романс"

Сева: Господа, для географического масштаба - Александр Кобенков из Иркутска находился в трех часах ночи, а Андрей Грицман - в трех часах дня и говорил из Центрального парка. По радио же все нивелируется, поэтому людям все нужно говорить, чтобы возникала картинка. Мы сделаем перерыв, коллеги доложат свои рубрики. Татьяна Берг бросит свой взгляд на событие недели.

Татьяна Берг: На днях, на родину, в Йоркшир, в дом, где они были написаны, вернулись едва ли не самые трогательные письма в истории английского литературы. Это письма Шарлотты Бронте, написанные в 1844 году. В юности Шарлотта готовилась стать учителем и повела два года в дому бельгийского школьного преподавателя Константина Хэгера и его жены. Там и родилась ее совершенно безответная страсть. Вернувшись в дом своего отца в Йоркшире, она начала засыпать его письмами. В одном из них говориться: "Если мой учитель лишит меня своей дружбы, у меня не останется никакой надежды...". Надежды у нее действительно не осталось: Хэгер не читал ее писем, он просто рвал их на мелкие клочки и кидал в мусорную корзину. Сохранились он для нас только благодаря его ревнивой жене, которая вытаскивала их из мусорной корзины и аккуратно склеивала. Письма были написаны по-французски. Долгие годы она писала эти письма. За это время она написала и опубликовала "Джейн Эйр", завоевав общеевропейскую популярность. Тем не менее, Хэгер, уже лежа на смертном одре, еще раз попытался уничтожить письма, попросив дочь выбросить их. К счастью, дочь не сделала этого. Уже после его смерти, сын завещал из Британскому музею. Там они пролежали более века, и доступ к ним имели только специалисты филологи. Для исследователей творчества Бронте они представляли особый интерес, как предварительный материал для романа о молодой англичанке, безнадежно влюбленной в бельгийского учителя. Теперь эти письма могут увидеть и прочитать многочисленные посетители в Йоркширской деревне Хауэрд, где жило семейство Бронте. Отец - приходской священник, три сестры и брат. Это один из самых замечательных домов-музеев, который я видела в Англии. Совершенно непритязательный и совершенно настоящий с настоящей атмосферой и настроением того времени, без попыток добавить или придумать еще чего-либо. В заключение, для сохранения исторической справедливости, несколько слов о Константине Хэгере. Он был одним из известнейших и уважаемых профессоров Бельгийской королевской академии. Когда Шарлота жила в Бельгии он почувствовал и оценил ее литературный талант и всячески поощрял его. Не исключено, что она по-молодости или по-наивности приняла его энтузиазм как интерес другого рода. Хэгер скончался в 1896 году. Он пережил свою поклонницу на сорок один год - Шарлотта скончалась в 38 лет.

Сева: Спасибо, Таня! Могу еще добавить, что есть дом Джона Леннона в Ливерпуле и там тоже все восстановлено с точностью до выключателя, а проводка - внешняя. Это какой же риск берут на себя ливерпульские власти.

Т.Б.: Я просто считаю, что вы хотите рекламировать Джона Леннона в ущерб Шарлотты Бронте. Я вам этого не прощаю.

Сева: Просто историческая достоверность настоящих вещей. Юбилейные и памятные даты предстоящей недели напомнит Леонид Владимирович.

Рубрика «Юбилейные и памятные даты»

Сева: Спасибо, Леонид Владимирович. У нас на связи Владимир Берязин из Новосибирска. Как вы нас слышите?

Владимир Берязин: Я вас должен поправить - около трех ночи в Новосибирске, а в Иркутске около трех утра.

Сева: Организм в это время находится в низшей точке. Мы, люди которые часто работали здесь в ночную смену, знаем что пять утра - это тяжелое время. Поэтому низкий поклон Анатолию Кобенкову, который не спит ночью ради участия в нашей незначительной программе. И вам, Андрей, спасибо, что вы в три часа бодрствуете. Вы не забыли встречи на байкальском фестивале?

В.Б.: Да, я бы хотел передать свои поклоны Андрей Грицману, Лидии Григорьевой. Вспоминаю, как мы сидели в Саянске, как Равиль перебирал гитару, как мы пели песни, как красиво и твердо говорил Грицман, как говорил комплименты Кобенков. Это было прекрасно. Незабываемая атмосфера путешествия по Ангаре, Байкалу останется не просто радостной нотой, мы будем туда все время возвращаться. Концентрация поэтов на фестивале была нешуточной... Я должен вам сказать, что климат в Сибири не изменился, сегодня около сорока градусов, ночью духота стоит.

Сева: Я знаю, что вы - издатель, вы не только пишете...

В.Б.: Мы издаем журнал "Сибирские огни". Я заместитель главного редактора. При моем участии собиралось два съезда писателей Сибири, два семинара молодых литераторов. Жизнь, как вы видите, идет полным ходом. Пишутся стихи...

Сева: Я стихи, которые пишутся, они читаются?

В.Б.: Да, у меня написано одно стихотворение, посвященное Андрею Грицману. Если позволите...

Андрэ, Андрюха, Андреас, Андрон
Не счесть в Нью-Джерси пуганых ворон,
Облюбовали в городе Манхэттен,
Летят, летят на призрак близнецов,
Пора и нам с тобой, в конце концов,
Освободиться что ли от запретов
. Налево - желтый дом, направо - ЦУМ,
Пускай ведет тебя свободный ум
На серый иглокожий лед Байкала.
Ступай, не бойся, справа - хорошо,
Он крошится, звенит, давай еще,
Чтоб тело пело, а душа алкала...
И никакой Аль-Каиды пока,
Свистит щеглом сибирская строка
Над прахом пленных фрицев-самураев
И в Арктику уходит синий бык
Под наркоту взгрустнувший боевик
И я друзей в корзины собираю...

Синий бык - это дух Байкала. Аналогичное древнегреческим Титанам могущественное существо, которое охраняет нашу Сибирь.

Сева: Я сидел и соображал, как ваши стихи будут звучать на валлийском, потому что нам сразу же нужно планировать ваши международные гастроли.

В.Б.: Я думаю, не хуже...

Сева: С переводом у нас будет отдельная тема, а пока мы возвращаемся к теме фестиваля и песен... Владимир, еще хотелось бы поговорить про вас. У вас, наверное, есть любимый рассказ о себе... У меня перед собой ваша биография. Кузбасс, Прокопьевск, у вас индустриальные диккенсовские с замесом на Сибирь ранние годы...

В.Б.: Да, довольно жесткие были условия и при них большинство России вырастало. Мы выросли нормальными людьми, романтика этой индустриальной жизни имеет свои плюсы. Когда ты предоставлен самому себе и растешь среди этого металла, паровозов, огромных складов, которые представляют собой огромный лабиринт... Потом это вспоминается как какая-то персидская сказка. Я пишу в предисловии, что рядом прекрасная тайга, горные шоры, девственный лес. Это совмещение можно встретить и в других районах Сибири - индустриального и очень древнего и богатого мира природы и истории. На стыке всего этого и возникает какое-то поэтическое чувство. Я уже 20 лет занимаюсь историей Сибири, Хакасии, Тувы, Бурятии. Могу сказать, что территория Хакасии уже в ближайшее время станет территорией крупнейших археологических открытий - там человечество начала развиваться 7-8 тысяч лет тому назад.

Сева: Равиль, вы живете на Западе и вы, естественно, столкнулись с тенденциями англоязычной поэзии. У них принцип другой, нужна образность, концептуальная свежесть стиха, поворот психологический или жизненный, которого в прозе не придумаешь. Такая игра поведением и эмоциями.

Р.Б.: Главное, все-таки, не метафора и не выверт, а настроение или интонация только ему свойственная, доверительная интонация, когда человек слушает и понимает, что ты говоришь правду. Этого достичь невероятно сложно. Я думаю, что этого достаточно в русской поэзии, но маловато в других языках. Грицман пишет на двух языках, причем практически равнозначно. Он не скрывает того, что в его русскую поэзию проникает иностранная и это свежо звучит тоже. Я пытался писать на разных языках, но каждый язык требует к нему очень серьезного отношения.

Сева: Язык замыкается на психологии, а психология опирается на историю, воспитание и все остальное.

В.Б.: Поэтому, наверное, на Байкале было так хорошо, потому что все приехали из своей изоляции. Вдруг выяснилось, что мы все говорим на одном языке - поэтическом и это было хорошо.

Сева: Вы живете среди чужих, потому что они англичане, а те живут среди чужих, потому что те русские...

Р.Б.: Всякое бывает в жизни...

Сева: Ну что же, Анатолий, несколько слов о грядущем фестивале, у вас уже запланировано что-то?

А.К.: Я думаю, что Пятый фестиваль будет посвящен московской школе метафористов, Воронежской школе и Иркутской школе...

Сева: Огромное спасибо, Анатолий, успехов вам... Господа, мы с вами прощаемся до следующей недели.

<< возврат

 

пишите Севе Новгородцеву:[email protected] | вебмастер: [email protected] | аудиозаписи публикуются с разрешения Русской службы Би-би-си | сайт seva.ru не связан с Русской службой Би-би-си
seva.ru © 1998-2024